История. Архив публикаций
|
«Гул затих, я вышел на подмостки…» Он ступал медленно, неуверенно и как-то неуклюже, будто шел на плаху. И каждая ступенька, каждый шаг давался невообразимо тяжело. « Я люблю твой замысел упрямый, я играть согласен эту роль. Но сейчас идет другая драма, И на этот раз меня уволь…» Нет, не уволит. Точно. Никак нельзя. Пока шла подготовка к прямому эфиру, пока дрожащие, влажные руки раскладывали рукописи с излитыми на бумагу откровениями сердец и криками душ человеческих, пока еще оператор не включил кривое зеркало камеры, Сфинкс, главный редактор и, по совместительству, ведущий телепередачи «Зеркало души», пытался отвлечься от предстоящих экзекуций, с последующей за ними казнью уже привычным способом. Как это всегда бывало, он выбрал предмет и принялся о нем размышлять – зачастую это его успокаивало. «Так почему же все-таки «камера»? Воистину, непостижимо, отчего же люди для обозначения сего предмета выбрали именно это слово, имеющее столь неприятный омоним. Но, ведь, если задуматься и посмотреть на этот факт сквозь философскую призму, я тоже могу считать себя заключенным. Не тюремной камеры, слава богу, до этого пока не дошло, хотя от сумы, да от тюрьмы, как водится, не зарекаются… Но чем я не смиренный житель этой камеры? Как такой большой и, в сущности, самодостаточный человек может стать покорным пленником пластмассовой черной коробочки с прозрачным глазом? И не понять, кто и за что заточил меня туда, и чей я арестант. Возможно, что жертва собственных амбиций, загнавших меня на эту мою личную Голгофу. А может быть, раб тех, кого сам приучил острым скальпелем критического слова вспарывать чужие души, наивно открывшиеся миру в порыве благости, которую чувствуют люди, когда в минуты сильного эмоционального возбуждения их посещает прихотливое и непредсказуемое вдохновение… Зал полон. Совсем скоро неоновая табличка загорится холодным, беспристрастным огнем «Прямого эфира». И начнется очередная пытка. «На меня направлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси. Если только можно, Авва Отче, чашу эту мимо пронеси…» В свете софитов лица зрителей призрачны и словно нереальны. Они не ближе, чем те, кто прильнул к зеркальным отражениям казни у своих телевизоров. Будто туманным осенним вечером идешь мимо старого погоста, на котором древние заброшенные могилы, аки зарубцевавшиеся шрамы – такие спокойные и умиротворенные, и свежие – как только что нанесенные раны, еще кровоточащие, приносящие нестерпимую боль. Да, так оно и есть. Добрая треть зрителей тут не впервые, они уже поняли цену осуждения, приняли свою чашу с ядом, не ропщут, покорны и будто мертвы. В то время как в глазах других еще светится радужным неискушенным огнем безумство первого порыва. Именно им сейчас будет больно. Именно их души сейчас будут рвать на куски неосторожные и скорые в сужденьях палачи. Ну да ничего, ведь правда? Душа, она не тело, снаружи не видно. К тому же полезно, здоровее будут, все ведь им же во благо делается, ни к чему эти телячьи нежности. Дух должен быть тверд и несгибаем, а романтические бредни пусть держат при себе, а не вывешивают на всеобщее обозрение, мало кому они нужны сейчас… «Что есть жизнь? Всего лишь миг, всего лишь растворение, Нас самих во всех других, как бы им в даренье…» Память очень некстати подсунула совершенно сбивающую с толку, пронзительную и, самое обидное, что до зубовного скрежета истинную и откровенную строчку из стихотворного наследия прошлого серебряного века. До выхода в эфир оставалось пять минут. Дабы не утратить беспристрастности и не «потерять лицо» он незаметно для присутствующих убрал левую руку за спину, и, что было сил, сжал ее в «кукиш», так что заломило пальцы. В правую взял перо и начал что-то писать на кстати подвернувшемся мятом клочке бумаги. Если бы он мог видеть свои глаза в этот момент, то, наверное, изрядно удивился бы, обнаружив в них тот знакомый свет, исчезновению которого так часто бывал молчаливым пособником. * написанное за пять минут на клочке бумаги черными чернилами:
(с) Сцинк 02.05.2006 04:41 - KOSCHKA
|